От Джорджа Миллера, создателя «Безумных Максов», и его коллег, четверо из которых актеры не первого ряда, ничего особенного не ждали. Но чтобы так дискредитировать себя и фестиваль – нет, такого не предвидели тоже. Это жюри перещеголяло даже братьев Коэн, которые дали маху в прошлом году, посочувствовав приехавшим в Европу нелегалам из приторно-политкорректного «Дипана» Жака Одиара. Конечно, случайный или банальный выбор – не вина жюри, которые вправе давать что угодно кому угодно. Но это все же проблема фестиваля, которому теперь, видимо, все равно, кто будет решать судьбу фильмов и кто победит.
На этот раз объектом сочувствия самого буржуазного фестиваля на свете стали невидимые жертвы неолиберализма, который из фильма в фильм клеймит социалист старой закалки Кен Лоуч. Он получил «Золотую пальмовую ветвь» – вторую в своей карьере – за драму «Я, Дэниел Блейк». Герои – пожилой плотник и молодая мать-одиночка с двумя детьми – оказываются на краю уже не только потому, что не могут найти работу и получить пособие по безработице, но и потому, что вытесняются туда службами социальной помощи, которые, вместо того чтобы облегчить людям жизнь, доводят их до инфаркта.
Лоуч – хороший режиссер и замечательный человек, в искренности его взглядов сомневаться не приходится. Но «Дэниел Блейк» – не лучший, а самый однозначный и мелодраматичный его фильм. Да, победивший во всем мире неолиберализм – это машина, которая давит и вышвыривает за борт всех, кто не сумел адаптироваться. Да, никакого равенства нет и быть не может. Да, жизнь становится все более несправедливой. А кто-то думал иначе? Оправдывает фильм лишь то, что Лоуч никаких иллюзий не питает – систему не победить, бедные останутся бедными, но единственное, за что имеет смысл бороться, – это за собственное достоинство. За то, чтобы современная помощь перестала быть для бедного человека столь унизительной.
Элитный клуб
Кен Лоуч теперь в почетном списке двукратных обладателей «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. До него этой чести удостоились лишь Михаэль Ханеке, братья Дарденн, Эмир Кустурица, Сехэй Имамура и Фрэнсис Форд Коппола.
Если присуждение «пальмы» этой картине можно списать на отработку типичной левацкой повестки, ставшей, увы, частью той самой системы, которую атакует Лоуч, то объяснить присуждение Гран-при фильму Ксавье Долана «Это всего лишь конец света» не представляется возможным.
Долан подвергся в Каннах жесткой обструкции со стороны критиков, а такое единение среди них почти уже не случается. Это действительно его самый слабый фильм, состоящий из всего худшего, из чего может состоять фильм Долана. Из истерики, в которой пребывают уже не персонажи, а актеры, которым нечего играть и потому они все время орут друг на друга. Из кича и клиповых вставок.
Один из фильмов Долана назывался «Воображаемая любовь», этот мог бы называться «Воображаемая смерть». Успешный, избалованный, всеми обласканный, но почему-то все равно вечно плаксивый мальчик Ксавье Долан воображает, как он умрет молодым, а никто вокруг даже и не заметит, а потом даже и не вспомнит. Эта слезливая жалость к самому себе есть не что иное, как самовлюбленность Долана, принимающая уже клинические формы. Эгомания и нарциссизм простительны и даже нормальны в 19 или 20 лет, но непростительны и вызывают истинное сочувствие, когда человеку уже под тридцать.
С призом за режиссуру жюри тоже не подкачало. «Персональный покупатель» Оливье Ассаяса был освистан залом на пресс-показе, что даже вызывает желание заступиться за эту старомодную и уязвимую постмодернистскую вещь.
Часы и украшения Каннского кинофестиваля
Новинки и знаковые изделия, которые выбрали звезды смотра
Кристен Стюарт в джинсах и кедах работает ассистенткой звезды-стервы, забирая для нее дорогие одежки из парижских бутиков, в которые ей самой облачаться запрещено, а в остальное время отчаянно пытается войти в контакт с духом своего брата-близнеца, который умер в Париже. Его призрак – в виде спецэффекта из Б-муви – действительно является и начинает преследовать героиню, посылая ей смехотворные угрозы-эсэмэски с неизвестного номера. Ну или девушку так троллит приятель ее босса – не важно, да и не интересно.
Ассаясу важнее то, как экран айфона надолго занимает почти все пространство киноэкрана в центральной сцене фильма. Наплевав на непрописанный и достойный фельетона сценарий, он пытается компенсировать его игрой с технологиями, жанрами, знаками, брендами (в другой сцене Стюарт надевает наряд своей начальницы – разумеется, от Chanel, лицом которого является актриса), но получается еще нелепее. Ни смысла, ни хотя бы призрака смысла, ни ауры современности, к которой Ассаяс обычно чувствителен, ни даже реального саспенса в его паззле нет.
«Выпускной» Кристиана Мунджу, поделивший с Ассаясом приз за режиссуру, – хорошо сделанная пьеса, которой больше подошел бы приз за сценарий. Жизнь врача из румынского городка на грани коллапса – с женой давно ничего нет, любовница требует легализации отношений, пожилая мама переживает инсульт, кто-то еще постоянно разбивает окна в его квартире и автомобиле. Единственная надежда на дочь, которая, если сдаст на отлично выпускные, поедет учиться в Англию и покинет эту дыру. Однако прямо перед экзаменом она становится жертвой насильника и теряет мотивацию.
Чтобы вернуть разваливающуюся жизнь обратно в русло, папа решает купить дочери хорошие отметки. Но чем больше ты стараешься контролировать реальность и строить будущее, тем больше они выходят из-под контроля. И вообще мир намного сложнее и хитрее, чем наше представление о нем. Эта мораль излагается Мунджу детально и доказательно, но, как и вся сценарная схема, выпирает буквально из всех углов фильма.
Победители Каннского фестиваля
Британец Кен Лоуч выиграл конкурс во второй раз
Самые интересные картины фестиваля были как раз далеки от описания жизни в формах самой жизни и раскрывали ее игровую, фантасмагорическую, поэтическую природу. Как в невероятном «Тони Эрдманне» Марен Аде, фаворите критиков, открывшем реальность и человека заново, используя тончайший, едва видимый язык условности, карнавала, маскарада. Как в меланхоличном «Патерсоне» Джима Джармуша, снявшего фильм о поэзии жизни и жизни поэзии без всяких штампов поэтического кино – с лишь ему доступной прозрачностью и магией. Как в «Стой прямо» Алена Гироди, самом искреннем, бесстрашном и одновременно сюрреалистичном фильме конкурса. Как в блестящем фарсе «Она» Пола Верхувена, в котором постоянная игра (в насильника и жертву, например) является единственным способом почувствовать себя живым и одолеть навязанные обществом роли.
Но жюри их демонстративно не заметило, консервативно наградив далеко не лучшие образцы социального реализма и режиссеров, которые выступили в этом жанре без былого блеска и былой мощи. Речь не только о Лоуче и Мунджу, но и об иранце Асгаре Фархади, чей скучнейший «Коммивояжер», драма о муже и жене, запутавшихся в браке, получил аж два приза – за сценарий и мужскую роль. И о филиппинце Брийанте Мендозе, который опять снял приземленный «грязный» репортаж из манильского отдела полиции, промышляющего коррупцией и рэкетом (актриса Жаклин Жозе, сыгравшая жертву преступников, получила приз за женскую роль).
Репутация Каннского фестиваля как главного в мире была основана в том числе на умении увидеть и показать, куда искусство кино пойдет завтра. Жюри-2016 указало, где оно было вчера. Такого удара по каннской репутации в новом веке еще не было.
Канны